Признательна Марине Низеньковой за отзыв об этой книге и рекомендации к знакомству с этим автором. К сожалению, до сих пор ничего не читала у Леонида Гроссмана, к счастью - открыла для себя автора, читать которого - наслаждение. Это и ум, и широкий кругозор, разносторонняя образованность, точный, образный язык.
Каждая монография, статья, включенные в сборник, по своему уникальны. Читала и думала - вот эта наверное самая лучшая, интересная, но следующая оказывалась не менее интересной, познавательной, и - доставляющей истинное удовольствие самой манерой изложения, изяществом мысли.
Первая статья - "Пушкин и дендизм".
В ней автор дает определение дендизма:
"Денди – это высшее воплощение идеи прекрасного, перенесенного в материальную жизнь; это тот, кто предписывает форму".
Если провести аналогию с этим явлением, я бы посмела утверждать, что Гроссмана можно по праву было назвать денди в литературном языке.
Я не филолог, Пушкина читала как любитель, и потому статья "Пушкин и дендизм" прояснила для меня некоторые подробности, связанные с жизнью и творчеством Александра Сергеевича.
Его изящная манера одеваться, его ставшая крылатой фраза "Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей", его стремление во всем к совершенству - не только во внешнем проявлении, но и в стремлении к образованности, утонченности вкусов восприятия литературы, искусства. Цитата из книги:
"Культ своей личности, стремление отлить жизнь в изящную форму были глубоко свойственны Пушкину".
В целом интересно было познакомиться с явлением дендизма в лице Байрона, Стендаля, Бреммеля. К русским денди причисляет Гроссман Грибоедова, Лермонтова, Тургенева. И - далее на примере романа "Евгений Онегин" автор продолжает раскрывать тему дендизма, роль этого явления для России периода времени, в котором жил А.С. Пушкин:
"Но русский дендизм имел и другое значение, был у нас великим оформляющим началом.
В России это было особенно важно. Близкие к онегинскому стилю вдумчивые наблюдатели русских исторических судеб больнее всех ощущали роковую и неизбывную бесформенность своей родины, ее вечную неустроенность и зыбкость. Чаадаев был первым, решительно отметившим эту фатальную текучесть русской жизни: «Ничего прочного, ничего постоянного; все протекает, все уходит, не оставляя следа ни вне ни внутри нас… Это – хаотическое брожение в мире духовном, подобное тем переворотам в истории земли, которые предшествовали современному состоянию нашей планеты».
Эту мысль, вероятно не без влияния Чаадаева, отчетливее и энергичнее формулировал впоследствии Тургенев: «Всеобщая газообразность России меня смущает и заставляет меня думать, что мы еще далеки от планетарного состояния; нигде ничего крепкого, твердого, нигде никакого зерна…»
"Эта мысль о стихийной сущности России невидимо присутствовала в раздумьях Пушкина. Он постоянно обращался помыслами к тем созидательным энергиям, которые стремились скрепить творческой мощью вечное брожение ее духовных и бытовых начал".
В статье "Искусство анекдота у Пушкина" автор знакомит читателя с забытым литературным жанром - анекдотом. Слово "анекдот" в этом смысле имеет совершенно иное значение, чем современное.
"Лицейский профессор Кошанский в своей «Риторике» определял анекдот как что-то неизданное, оставленное историей, забытое в жизнеописаниях, неизвестное в народе, но показывающее редкую черту характера, ума или сердца знаменитого человека. «Достоинство анекдота» в новости, в редкости, в важности. «Цель его – объяснить характер, показать черту какой-нибудь добродетели (иногда порока), сообщить любопытный случай, происшествие, новость». Далее автор раскрывает и другие ценные преимущества этого жанра, показывает, как А.С. Пушкин использовал этот жанр в своем творчестве, рассказывает о том, каким образом было построено образование людей высшего общества, что воспитание остроумия - было обязательной часть образования.
"Для них мировая культура отстаивается в крепкий, благоуханный и острый ликер, в сложную вытяжку из мемуаров, поэм, газет, альманахов, романов и эстампов. Достаточно нескольких капель этого густого и жгучего эликсира – одной цитаты, одного анекдота, латинского стиха или английского афоризма, – чтоб придать крепость, блеск и аромат целой беседе".
Интересно было познакомиться с очерками о Тютчеве, Достоевском, Брюсове, Салтыкове - Щедрине, Анне Ахматовой.
Особое впечатление на меня произвела статья о литературном критике Апполоне Григорьеве, непризнанном современниками.
«Надо любить, чтобы раскрылся дар»
(Верхарн)
Именно ему (я как и Марина Низенькова узнала это из очерка о А.Григорьеве) принадлежит фраза о Пушкине - "Пушкин - это наше всё!"
Апполон Григорьев, исследуя литературное произведение, творчество писателя, выделял глубинные и явные связи с другими источниками, течениями, и старался выделить новое, оригинальное ядро творчества писателя, используя свой, изобретенный им критический метод.
"Когда за несколько дней до смерти Аполлона Григорьева Страхов в споре с ним усомнился в его правоте, вечно экзальтированный критик нервно перебил его:
«Прав я или не прав, этого я не знаю: я – веяние!..»
Это было последним предсмерным признанием в себе высокого, неприобретаемого дара критического творчества – способности к интуиции".
Я благодарна Леониду Гроссману за эту книгу, за общение с таким умным, талантливым, образованным рассказчиком. Обязательно буду ещё читать этого автора.
Ольга Анатольевна, согласна с Вами, что читать Леонида Гроссмана одно наслаждение. Мне кажется, что если бы учителя-филологи вспомнили про монографии Гроссмана, прочитали бы их с карандашом в руках и подготовили для учеников цитаты к урокам, а затем на уроке бы проанализировали литературные произведения вместе с Гроссманом, то понимающих классическую литературу молодых людей было бы больше.
ОтветитьУдалитьМарина Геннадьевна, я Вам очень благодарна за Леонида Гроссмана. Я не филолог, но сейчас усиленно рекламирую его своим дочерям, - они уже взрослые, у каждой из них свой интересный выбор чтения и мне приятно, что мы обмениваемся своими открытиями.
Удалить